— Это немного совсем, — тихо говорит она и не смотрит на меня.
— Угу, — целую, успокаиваю. — Но можно больше. Я ж… Хорошо ведь тебе. Я перегинать палку не буду.
Очень постараюсь. Но убей хочу, чтобы она дальше мне давала так. Невмоготу хочу. Это же идеально для нас. На людях и на серьезных щах может мне по мордасам давать. Пускай ее тоже боятся, что даже на меня наехать может. Но тут, в постели…
— Давай потом об этом поговорим, — шелестит она. Губами подбородок мне ласкает.
Передавил, слишком рано. Но не отчуждается.
Когда она с детдома возвращается, оказывается, ей пора на свадьбу марафет наводить.
Я пока с усатым жлобом частично потолковал, закинул удочку про участки рядом, что он нам с Алисой мог бы продать. Старикашка сразу же упрямничать принялся, ну я готов к этому был.
Приберегу козырь на завтра. Когда уже точно с Алисой перетолкуем, тогда и дожму этого Скруджа.
Он сегодня целый день придумывает, чем нам всем срочно нужно заняться. И с канализацией проблемы, карточка банковская не работает, и чуть ли не пожар сейчас начнется, если проводку не починить.
Я ему даже запасы фильтрованной воды заказываю, и сам тащу, чтоб не жаловался. Усатый смотрит из-подо лба недовольно.
Как собираемся выходить к машине, так я все не пойму. Вроде Алиса постоянно платья и более открытые надевала. Она сегодня до боли в глазах охуенная. Лицо намазано, это да, но все равно не въезжаю.
А как приходим на свадьбу, ясно становится что старикашка выделывал. Пускать нас не хотел.
Потому что все в Васильках уже в курсе, что я убил директора детдома.
Глава 50 АЛИСА
Улыбки из себя выдавливаю, как из пустого тюбика зубную пасту.
Со мной все приветливы и разговорчивы, а Кулака любо стороной обходят, либо игнорируют. Только несколько мужиков, как ни в чем не бывало, руку пожали, словами перекинулись.
Парочка клуш испуганный вид изображают.
Сидим на кошерных местах, в гуще событий и веренице салатниц. Видимо, никто не ожидал, что я посмею с Кулаком прийти.
От каждого громкого звука еложу на стуле. Невидимые иглы в кровь ныряют со стороны спины. Немыслима подобная несправедливость. Сначала они решили, что он витрины в центре обстрелял, теперь — что бедного директора дома грохнул.
Как же так. Ненавижу, ненавижу, что они все на Васю думают, хотя я виновата! Я это сделала.
Точнее, Матвей сам виноват.
Почему про факт убийства выплыло, а про обстоятельства нет.
Нет, так этого не оставлю!
Поворачиваюсь к Васе, а он расслабленный сидит. Ну, как для себя. Вообще, злой, но собранный. Как обычно.
Его происходящее вообще никак не задело.
За ухо пару раз меня кусанул властно прямо при всех. И вино мне белое нашел, да и еще чтобы со льдом.
Мне кусок в горло не лезет. Вокруг глаза одни недружелюбные в его сторону.
Между прочим, он после выходки с комендантским часом дороги кое-где помог залатать и светофоры новые установил. Везде!
Могли бы и поблагодарнее быть всем поселком!
Я танцую с двумя знакомыми, от вежливости отказать не могу. Потом два куска торта лопаю — шоколадный! — и один увесистый Ване берем домой.
На свадьбе еще встречаем Артема — братка, что с коровой помогал. Он, оказывается, приударяет за продавщицей фруктовой лавки. Но Вася не спешит с ним контактировать или даже на перекур пойти. Он на редкость необщительный человек. У меня такое впечатление, что Кулак общается только с теми, кто на него работает. И со мной теперь еще.
Я бы в такой стрессовой ситуации вцепилась в любого знакомого.
К моему удивлению, на обратном пути Вася пребывает в заметно мрачном настроении.
Я готовлю десятки речей, чтобы сгладить неприятный вечер и его впечатления. В конце концов, я готова во всем признаться. Еще хочу его расспросить о делах в полиции, потому что, оказывается, Петренко сняли с должности. Что весьма странно — тот не вывалил всю грязь в люди. Догадываюсь, Кулак запугал мудака, но надо знать подробности.
Когда в пристройку заходим, я уже готова продуманное толкать.
Только нагибаюсь, чтобы босоножку сначала снять.
А Кулак меня борзо подхватывает, и к себе разворачивает.
— Все на тебя пялились! На твои ноги! Это что такое?
На… мои ноги? Обычно на мою грудь смотрят. Ноги мои особого интереса не представляют.
— А что такое? — смеюсь я. — Ну что ты злишься. Это же платье обычной длины!
— Вот именно, — укачивает меня в хватке ужасающе мощных рук. — Вот именно! Это что такое.
— Ты что ли гардеробом решил моим заняться?
Чмокаю его, хотя внутри готова уже кое-кому популярно объяснить, чем чреваты такие выкрутасы. Он мне еще мой внешний вид тут будет мониторить. Мамонт! Двадцать первый век на дворе.
— Нет, конечно! — злится и еще больше укачивает. — Но не одевайся так на люди! Если вдвоем куда-то отдельно идем только.
— Еще чего! — фыркаю я. — О чем ты вообще думаешь? Отстань от моей одежды.
И хватаю его за нос.
Большой, ширококрылый носяра.
И дергаю.
За столешницу трюмо хватаюсь ладонями со смехом. Кулак меня только что в воздухе перевернул и перед зеркалом поставил, слегка нагнув.
Поднимаю глаза на его отражение, а он тяжело дышит, как бык. Смотрит на меня жадно и на грани.
А потом за ляжку прощупывает, кожу жмакает урывками. От натиска я судорожно выдыхаю, пытаясь руку его рассмотреть.
— Стягивай тряпку, — гнусавит он.
И он не шутит. По коже блажь раскатывается, как под напором теплой воды. Я теряюсь в неожиданных ощущениях, и обнаруживаю, что руки мурашками покрылись.
Тяну ворот вниз, вываливаю грудь кое-как. Стыдно становится, но и … хорошо. Будоражаще. Приспускаю платье до бедер. Боюсь глаза поднять.
Моя рука касается длинных пальцев на моих ногах, и начинает трястись. Оказывается, все это время легкие почти не работали.
Я задушено вскрикиваю, когда Кулак рвет платье на части. Он целует мне спину, губами бесцеремонно и жадно прихватывая кожу над лопатками. Я пытаюсь разогнуться, а он меня полностью прогибает.
— Это что такое, — басит мне в ухо, но тут же «пострадавшим» носом трется. — Еще мне в лицо нападаешь?
— Я не нападаю, — выталкиваю я между выдохами. Он грудь мне терзает сухой ладонью.
— Накажем тебя сейчас? — Кулак ухо мне прямо выцеловывает. Его руки внезапно нежностью оборачиваются, трепетом каждое прикосновение пропитано. — Накажем? Я съем тебя. Дашь мне, малышка?
Я хватаюсь за внешнюю часть ладони, что он у груди моей держит. Когда он видит, как я глаза закрываю, дышать в меня начинает часто-часто.
— Блядь, совсем не так собирался. Но ту тряпку твою в топку. Скажи, ты хочешь? Или перебор?
Пытаюсь целовать его, даже зубами ударяемся. Грудь мою распирает от возбуждения. И это совсем не так я собиралась что-то подобное делать. Когда-нибудь. То есть, только через некоторое время. Но как же тяжело вытерпеть, когда оно само так получается.
Нога моя левая едва подкашивается, но он крепко меня держит. Его стояк сзади ощущается раскаленным.
Тяну его руку себе в трусы. Не совсем соображаю трезво, но словами не смогу сказать. Если хочет знать…
Кулак задерживает дыхание лишь на миг, костяшками утопая. В мякоти между ногами у меня, где я вся потекла.
Целует очень крепко меня в висок. Как клеймо ставит. Что-то бормочет, и трусы мне рывками стягивает.
Поглаживает округлости мои сзади. Сначала медленно, а потом кое-как, хаотично.
— Будешь тряпки носить, как надо?
— Нет, — мотаю я голову и даже смеюсь.
От шлепка я двигаюсь вперед, панически сжимая в пальцах деревянную столешницу трюмо. Искра подчинения и унижения распаляет жуткий восторг во мне. С ужасом понимаю, что не только могу позволить Васе все со мной делать. Но что и я сама жажду… всякого.
— Будешь выкобениваться и дерзить?
— Да, — прикусываю губу и охаю, когда он снова шлепает меня. Теперь чуть размашистее, но полегче.
